Девочки, я плакала, до сих пор глаза на мокром месте 
ДЕНЬ АИСТА
В самом сердце одного старинного европейского города с незапамятных времен стоит собор. Огромный, почерневший от времени готический собор с высокими стрельчатыми окнами и шпилями, теряющимися в облаках. Войди в него на закате, в час, когда умирающее солнце разбивается на тысячи осколков в оконных витражах, встань перед уходящим в небо алтарем, закрой глаза, отгородившись от гомона многоязычной туристической толпы, и смотри. Смотри вглубь, сквозь истертые каменные плиты пола, под которыми похоронены тысячи праведников, сквозь хитросплетения корней старых виноградников, сотни лет покрывающих этот благословенный край, сквозь земную плоть, впитавшую в себя пот и кровь миллионов безымянных земледельцев и воинов.
Смотри в разверзнувшуюся под тобой бездну, вглядывайся в нее до боли в крепко зажмуренных глазах, и если тебе будет позволено, то там, в холодном сумраке, ты увидишь сокрытое в земных недрах озеро Озеро Детских Душ. Смотри и ты увидишь, как бесшумной тенью скользит по его глади серебряная ладья и ангел Господень, склонившись над водою, бережно и нежно достает из хрустальных глубин озера души не рожденных еще детей. Ты увидишь сонмы белых аистов, кружащих над ладьей; увидишь и то, как величественно и тяжело взмывают ввысь большие белые птицы, получив из рук ангела свою драгоценную ношу… Ты увидишь, и все поймешь, и поверишь наконец в то, что все мы и ты, и я родом из вод холодного озера под старым собором. Моя птица не заплутала по дороге домой. А ведь живут еще на этом свете и те, кого измученный аист оставил у чужого порога…
Когда у меня спрашивают, как мне пришла в голову мысль усыновить ребенка, я не знаю, что отвечать. Наверное, потому, что не помню. Мне кажется, я жила с этой мыслью всегда, и даже в детстве мне мечталось, что, нарожав выводок собственных принцев и принцесс, я обязательно возьму в дом маленькую сероглазую девочку. Разумеется, в конце концов я выросла, и жизнь научила меня играть в совсем другие игры, но под ворохом каждодневных проблем и забот где-то глубоко внутри меня тусклым фитильком теплилась мысль о моей сероглазке.
А дальше, наверное, было все, как у многих из нас: размеренная жизнь, благополучный брак, работа, квартирка на окраине мегаполиса, неудачная беременность и зияющая пустота под сердцем, не дающая спать ночами, заставляющая отворачиваться от детских колясок и украдкой вытирать предательски накатившуюся слезу. Решение пришло внезапно. Заведующая отделением патологии беременных в одной из самых хороших московских клиник, замечательная сердечная женщина, видимо, от всей души пытаясь меня приободрить и вдохновить на следующую беременность, сказала: "Вот видишь женщину? С твоими же болячками, между прочим. Но она не сдается! У нее, бедняжки, было уже 17 выкидышей на сроке 18-20 недель, представляешь? Сейчас мы сохраняем ее очередную беременность, и нам уже удалось доносить до 23 недель…"
Доктор все говорила, я послушно кивала, а сама думала о тех семнадцати малышах, чьи жизни были положены на алтарь чьего-то неуемного желания доказать свою способность к воспроизводству. И почему-то и клиника, и доктор, и сама эта будущая мать показались мне вдруг такими омерзительными… Хватит медицинских экспериментов. Довольно. Родить это еще не значить стать родителем. Вон их сколько, никому не нужных детишек, чьи биологические матери не имеют права называться матерями. В конце концов, что для меня в таком долгожданном и вожделенном материнстве важнее всеми мыслимыми и немыслимыми способами попытаться выполнить свою репродуктивную функцию, или найти малыша, который, возможно, уже родился и ждет меня?
Мне очень повезло. Муж, родители, немногочисленные посвященные друзья все поддержали меня, обрадовались и, как мне показалось, даже вздохнули с облегчением. Складывалось такое впечатление, что мысль о приемном ребенке пришла в голову всем нам одновременно, но мы ждали, кто первый ее озвучит. А я, чтобы выяснить, каким образом усыновляют детей, полезла в Интернет и набрела на конференцию о приемных детях, которая два года назад была отнюдь не такой многолюдной и многодетной, как сегодня, и состояла в основном из сочувствующих теоретиков: "Да, я бы тоже когда-нибудь…" Редкие рассказы счастливых родителей об их новообретенных детях я перечитывала десятки раз, распечатывала, складывала в тоненькие папочки и подсовывала почитать мужу и маме. Если хорошенько поискать в наших завалах, то эти листочки обязательно найдутся изрисованные детскими каракулями, они до сих пор живут где-то в недрах детской комнаты…
Понемногу я обрастала знакомыми, с которыми можно было сутками обсуждать животрепещущие темы: как оформляются документы для усыновления, какие справки с нас вправе требовать, а какие нет, сколько печатей должно быть на бланке заключения о состоянии здоровья, в каких домах ребенка гуманнее всего относятся к будущим родителям и самое главное и самое стыдное как выбрать себе ребенка. Оказалось, что приемных детей нужно выбирать. Из множества сирот, рожденных алкоголичками и наркоманками, страдающих всеми мыслимыми и немыслимыми заболеваниями, отстающих в развитии, слабеньких и некрасивых, нам предстояло выбрать себе замечательного, здорового и умного малыша, желательно с хорошей наследственностью. Такого, чтобы не стыдно было предъявить общественности: смотрите все, какая у нас лялечка! Конечно, мы будем выбирать! Свернем горы, будем рыть землю и обязательно найдем! Найдем, и покажем самым лучшим врачам, и послушаемся их мнения! И пусть уже состоявшиеся приемные родители иронично хмыкают и говорят, что детей не выбирают…
А потом раздался телефонный звонок:
Ну наконец-то! Битый час звоню… Слушай, как у вас там с документами-то доделали? Нет? Жаль… Обзвонил уже всех наших с готовыми документами, одна ты осталась… Одна опека хочет передать в семью девочку, маленькую, здоровую но только очень срочно, прямо сегодня… Нет, подробностей не знаю, пиши телефон.
Дрожащими руками набираю заветные цифры, впопыхах накарябанные на полях какого-то документа. Суровый женский голос на другом конце телефонного провода долго выспрашивает, кто я такая, по какому поводу звоню и кто меня направил. Выяснив все подробности, моя невидимая собеседница смягчается и начинает рассказывать:
Да, девочка, десять месяцев. Явная полукровка, мать молдаванка, отец, скорее всего, азербайджанец. Вас это не смущает? Ах, не смущает… Хороший ребенок, похоже, домашний. Мамаша принесла ее нам в опеку, попросила временно пристроить куда-нибудь и пропала… Нет, разыскать не удалось. Девочка все это время находилась в детской больнице, но больше держать ее у себя они не могут. За ней уже поехали, через полчасика она будет у нас. Если сегодня-завтра не найдем ей опекуна, придется оформлять в дом ребенка, а оттуда, с ее непонятным статусом, ей вряд ли удастся выбраться.
Я невнятно бормочу, что мы вообще-то хотели не опеку, а усыновление, что у нас нет и половины из требующихся документов, что сложно что-то сказать вот так сразу…
Так вы ее посмотрите?
Я выезжаю.
Понедельник, разгар рабочего дня, но меня уже ничто и никто не может остановить. Звоню мужу и маме, мы встречаемся на Новом Арбате и тащимся по пробкам на окраину Москвы... Черт бы побрал эти московские пробки! На всякий случай перезваниваю в опеку: мы уже близко, мы почти уже приехали, вы только, пожалуйста, нас дождитесь!
Ой, вы знаете, тут у нас такое недоразумение получилось… Десять минут назад к нам зашла женщина насчет усыновления, мы решили, что это вы, ну и показали ей девочку… Но вы все равно подъезжайте, сейчас разберемся.
Легко сказать разберемся. Маленькая глазастая смугляночка сидит на коленях у средних лет женщины с невероятно усталым лицом и плохо закрашенной сединой. Прижимая малышку к себе, она рассказывает, что прошлой весной похоронила сына, что собиралась имитировать беременность и зашла в опеку просто узнать, как обстоят дела с отказниками в районном роддоме, а ей ни с того ни с сего сунули в руки Женечку, так похожую на ее южанина-мужа и родившуюся в день смерти ее сына, тоже Женечки… Вы бы смогли забрать ребенка из этих судорожно сжатых рук?
Стою в коридоре, глядя, как новоиспеченные родители уносят мою несостоявшуюся дочку… Работники опеки, очевидно чувствуя себя виноватыми перед нами, спрашивают: а не хотели бы мы посмотреть новорожденного?
Да нет… Мы вообще-то хотели постарше, мнется муж.
Хотели бы, хотели бы! шипит из-за его спины моя мама.
Как раз сейчас у нас в роддоме есть два замечательных мальчика. Не хотите съездить посмотреть?
Да нет… Мы вообще-то хотели девочку…
Они съездят! Они посмотрят! Мамино шипение грозит перерасти в крик.
Ну, доделывайте ваши документы побыстрее и звоните, а то заберут этих красавцев. Желающих-то много, на новорожденных детей у нас очередь!
В молчании приехали домой. Сели на кухне друг напротив друга. Подумать только, уже сегодня у нас могла бы быть дочка! Ну и что, что смуглая и чернявая. Ну и что, что не похожая ни на кого из нас. Оказывается, ребенок это просто ребенок, и любишь его не за папины глазки, бабушкины ушки и баллы по шкале АПГАР, а просто за то, что он у тебя есть. Если, конечно, он у тебя есть, этот ребенок…
Следующий звонок раздался ровно через неделю, в понедельник.
Слушай, ну легче в Кремль дозвониться, чем тебе! Документы-то доделали? Нет? Ну ладно, ты позвони в ту опеку, а то они не могут тебя найти… Кажется, у них для вас новости. Подробности? Подробностей не знаю…
Муж звонит в опеку, и я слышу, как ставший уже таким родным суровый женский голос из телефонной трубки громко отчитывает моего ни в чем не повинного супруга:
Да вас с собаками не разыщешь! Документы у вас готовы? Нет? Доделывайте срочно! У нас для вас такая девочка! Не девочка конфетка! Родилась в прошлое воскресенье, накануне того дня, когда вы к нам приезжали… Ладно, вы позвоните завтра, а я постараюсь договориться с роддомом, чтобы вам ее показали, хоть вы и без документов…
Судорожно пытаемся хоть как-то подтолкнуть неповоротливую бюрократическую машину, из-за проволочек которой мы можем потерять свою Конфетку. Да-да, уже свою и уже Конфетку! Ничего, что мы ее не видели. Главное, она уже есть, она нас ждет, ей, наверное, так страшно и одиноко… Пытаюсь втолковать это барышне, которая занимается нашими документами, барышня поднимает брови и недоуменно тянет:
"Как это вам дают информацию о ребенке, если у вас нет документов? Не поло-о-ожено…"
Среда. Снова звоним в опеку. Какое счастье завтра поедем в роддом, смотреть Конфетку! Отпрашиваемся с работы, опять пытаемся закончить с бумажной волокитой. Мама, прислонившись к дверному косяку, горько говорит:
Если вы меня завтра с собой не возьмете, я умру.
Конечно, возьмем, мама, только не умирай, пожалуйста…
Четверг. Едем в роддом, который, оказывается, совсем рядом с нашим домом. На бумажке написано: найти детское отделение, спросить Г. А., сказать, что мы насчет девочки, фамилия такая-то. Суровые бабульки в справочной неприветливо бурчат, что детского отделения у них нет, это же роддом, а не больница, что никакой Г. А. они не знают. Но, услышав, что я насчет усыновления, расплываются в улыбке:
"Чего ж сразу не сказала? Наверное, не Г. А., а Е. А.? Ты, небось, перепутала. Вот мы сейчас ей позвоним и спросим… Е. А.? К вам тут насчет усыновления. Пусть подходит? Ну, чего стоишь? Иди, иди с богом, тебе в соседний подъезд, во второе акушерское".
Неприметное крылечко под козырьком. Железная дверь. Замызганная кнопка звонка. Сбивчиво объясняем открывшей нам девушке, что мы к Е. А. насчет усыновления, девушка кивает и пропускает нас в крошечный предбанничек, а оттуда в маленькую проходную комнатку с облезлым пеленальным столиком и парой полуразвалившихся кресел. На грязно-зеленой стене намалеван аист, несущий туго спеленатую матрешку. Наверное, в этой комнатке счастливым отцам предъявляют наследников еще с социалистических времен. Мы стоим и напряженно ждем, вдыхая больничный воздух, вслушиваясь в младенческое мяуканье за стеной: не наша ли? В дверь заглядывает молоденькая сестричка:
Это вы к Е. А.? Она сейчас подойдет. Ой, а девочка-то, дочка-то как на папу похожа!
Дальше, наверное, можно было и не продолжать. Дочка, похожая на папу… Распахивается дверь, вплывает Е. А. статная рослая дама в белом халате. Оценивающим взглядом окидывает нашу троицу мужа, меня и прячущуюся у нас за спинами маму и начинает рассказывать: девочка мелкая, родилась с весом 2950, светленькая, патологий они не находят, роженица была молодой и здоровой. Зачем-то подробно описывает ее внешность, уточняя, что я на нее совсем не похожа (глупая какая, разве это важно?). Смотреть будете? Киваем.
Сестричка приносит белый кулечек, протягивает его мне и сердце останавливается… Маленькая головка, редкий светленький пух, крошечное бледненькое мышиное личико и удивительно взрослые, все понимающие и горькие глаза, живущие на этом младенческом лице совершенно самостоятельно… Смотрю на нее сквозь пелену слез, слышу, как за мужним плечом всхлипывает моя мама:
Если вы ее не возьмете, то ее возьму я…
Мне кажется, именно тогда, стоя в облезлой выписной комнатенке старого роддома, я наконец ясно и отчетливо поняла, как противоестественны и уродливы эти два полюса человеческого горя бездетность и сиротство. Вцепившись в ребенка глазами, я краем уха слушала, как врач говорит о необходимости показать малышку невропатологу, о том, чтобы мы не торопились, все обдумали и взвесили еще раз. Она все говорила и говорила, а я смотрела на дочку, и впервые за много лет мои голова и сердце были спокойны: я мама, у меня есть ребенок и я его никому не отдам.
Ну, что, берете?
Берем.
Улыбаюсь сквозь слезы и слышу, как радостно шушукаются за дверью веселые молодые голоса, и по уходящему в недры роддома коридору все громче и громче разносится: берут, берут, берут! Ту, маленькую, беленькую, хорошенькую берут!
Ровно через неделю мы забрали ее домой испуганного птенца в нарядном ярко-розовом конверте. До последнего тянули с покупкой приданого, накануне закупались пеленками-распашонками, утром сдали документы в суд на усыновление, в полдень получили постановление об опеке и к обеду были уже дома. Распеленали, переодели, запеленали опять. Учились разводить молочную смесь и стерилизовать бутылки, подмывать, мазать кремом и менять памперсы. Выкупали и уложили спать прямо на пеленальном столике, обложив его по краям одеяльцами, потому что кроватки у нас еще не было. А потом, поздно вечером, когда все улеглись спать, я потихоньку включила компьютер, открыла свою регистрационную страничку на сайте "7я.ру" и вписала в графу "дети" заветное, давно заготовленное имя.
Я все сидела и сидела, счастливо улыбаясь в монитор, рядом спал муж, трогательно сопела дочка: никто из нас тогда еще и не догадывался о том, что через девять месяцев к нам вновь прилетит аист и на этот раз ничего не перепутает.
...Понимаешь, в конце концов, это ведь просто птица. Наверное, он был еще очень молодым и неопытным, твой аист, и не нужно на него сердиться. Ну ошибся, ну перепутал дом, ну не нашел нужного окна… Главное ведь, что кто-то Самый Главный там, наверху, вовремя заметил ошибку своего глупого подопечного, заметил и исправил, понимаешь? И давай поблагодарим его за это и попросим сделать так, чтобы аисты больше никогда не ошибались.
